Освободить будущее от прошлого?
Освободить прошлое от будущего? 
(Введение к теме)

Марк Рац

Главы:
Рамки и содержание поставленного вопроса
«Искусственное» и «естественное»
«Старое» и «новое»
Обсуждаемый вопрос и российские реформы

Прошлое и будущее

Категории «прошлого» и «будущего» оказываются при ближайшем рассмотрении вовсе не такими простыми и банальными, какими они представляются обыденному сознанию. Поэтому я вынужден выйти в метаплан по отношению к поставленному вопросу.

Первый, вспомогательный для нашей темы, но, вообще говоря, очень важный тезис состоит в том, что различение средств интеллектуальной работы – неважно, познавательной или преобразовательной –  и ее результатов часто оказывается далеко не тривиальной задачей и важнейшим условием ее (работы) эффективности, т.е. движения мысли соответственно к истине или реализации. Мы еще убедимся в этом на конкретных примерах.

Второй тезис, с помощью которого я собираюсь двигаться к  ответам на обсуждаемый вопрос, заключается в том, что прошлое и будущее могут и должны мыслиться не только привычным образом как натуральные элементы структуры объективного мира, но и как наши средства представления, анализа и искусственного изменения мира, обобщающие опыт работы мысли и открывающие новые возможности на этом пути.

Наконец, третий тезис, к которому мы пришли в результате предварительного обсуждения,  сводится к тому, что, соотнося прошлое и будущее, можно использовать их содержательное наполнение совместно или по отдельности («освобождая» одно от другого) смотря по ситуации, в зависимости от нашей позиции, поставленных целей,   решаемых проблем и задач.

Различение средств анализа и исследования и их результатов оказывается возможным лишь при накоплении достаточно большого опыта интеллектуальной работы. Как минимум, надо иметь несколько пар «очков», чтобы убедиться: видимые через них картины мира оказываются разными, и мир кажется розовым только если смотреть на него через розовые очки.

Классическая научная картина мира строилась еще в значительной мере без учета этого различения. Предполагалось, что мир «на самом деле» устроен именно так, как описывала его наука, вообще говоря, использовавшая для познания и объяснения мира достаточно специфический подход и определенный набор исходных допущений, методов и средств анализа. Например, предполагалось, что объект исследования противостоит субъекту, предзадан, независим от него и может быть  изучен «научно» как таковой, т.е. якобы независимо от субъекта и используемых им средств. Для квантовой физики (т.е. уже в XX веке) оказалось большой неожиданностью обнаружившееся влияние исследователя на результаты исследования элементарных частиц.

Сходные явления были обнаружены и в различных областях гуманитарного знания. Здесь и вовсе выяснилось, что познание законов жизни объекта может в корне изменить эти законы, изменить сам обладающий самосознанием объект изучения. Хрестоматийным стал пример влияния работ Маркса на капиталистическое общество. Не менее интересен пример психоанализа.  Все это позволило Л.Витгенштейну еще в 1921 г. заметить: «В основе всего современного мировоззрения лежит иллюзия, будто  бы так называемые законы природы суть объяснения природных явлений». Позже трудности в разграничении субъекта и объекта привели среди прочего к возникновению деятельностного варианта системного подхода, где  место классической субъект-объектной схемы заняло системное представление объектов (Г.Щедровицкий).

Сообразно сказанному, я буду трактовать прошлое, будущее и неизбежно добавляемое к ним настоящее двумя разными способами: в рамках натуралистического подхода, обыденного сознания и совпадающих с ними в данном случае рамках классической научной картины мира – как объективные структурные элементы времени; в рамках деятельностного подхода – как категории, рожденные в рефлексии и осмыслении опыта мышления и деятельности.[4] В последнем случае прошлое, настоящее и будущее оказываются скорее «очками», особенности устройства которых мы проецируем на внешний мир, объективируя и приписывая ему характеристики используемых нами средств. Как писал Св.Августин, «три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу».

Не слишком нарушая для начала привычные натуралистические представления и обращаясь к вопросу о возможных формах мыслимости прошлого и будущего, необходимо подчеркнуть разницу между местом и его наполнением. Бессмысленно говорить об освобождении прошлого от будущего (и наоборот), имея в виду пустые места. Места прошлого и будущего связаны неразрывно: одно немыслимо без другого. Напротив, применительно к их содержательному наполнению говорить об освобождении одного от другого можно и нужно. Для полноты картины  следует упомянуть еще об одной возможности, наиболее широко используемой в естествознании, хотя она и не относится впрямую к обсуждаемому вопросу: прошлое и будущее мыслятся не только как места и их наполнение, но еще и как направления времени.

Попробуем теперь самым схематичным образом восстановить генезис и развитие понятий прошлого, настоящего и будущего. В рамках деятельностного подхода мы различаем прошлое и будущее. Мы конструируем это различение посредством введения категории настоящего. Представим себе на минуту мир природы, где нет людей, несущих на себе мышление и деятельность: так или иначе осмысливающих и описывающих происходящее, строящих его модели, пытающихся более или менее успешно изменить ход событий и т.д. Если ничего этого нет, то, признавая объективным течение самых разнообразных процессов, мы вынуждены будем признать, что в этом безлюдном и абсолютно естественном мире невозможно выделить момент настоящего. Но тогда невозможно разделить прошлое и будущее в качестве отграниченных друг от друга мест. Они могут мыслиться только как вектора, направленные в противоположные стороны, но в отсутствие «свидетелей» нельзя указать точку «стояния», некому провести границу; ни о чем нельзя сказать: это уже случилось, а это еще не произошло.

Лишь наблюдатель, способный зафиксировать текущий момент, «здесь и теперь» может тем самым различить прошлое и будущее как средства описания происходящего, приписать уже случившемуся маркер «прошлого», а еще не случившемуся, в т.ч. и неизвестному, – маркер «будущего». Прошлое, настоящее и будущее выступают как наши важнейшие средства упорядочения и структуризации потока событий. Но затем, говоря метафорически, сознание проделывает с нами свой излюбленный фокус: наши средства проецируются на происходящее, как бы «приклеиваются»  к нему, и нам (по недостатку рефлексии) начинает казаться, что прошлое, настоящее и будущее – особые места, элементы временной структуры мира, предшествующие нашему опыту и существующие независимо от нас.

Как мы убедились, представив себе «мир без свидетелей», эти категории все же изначально формируются как средства нашего мышления и деятельности и лишь затем, апостериори «превращаются» (это и есть знаменитые марксовы «превращенные формы») в структурные элементы объективного мира.

Следующий этап развития и усложнения этих представлений связан с появлением позиции не наблюдателя, а деятеля (homo faber), активно вмешивающегося в происходящие события, направляющего их в нужную ему сторону – сообразно его собственным интересам и целям. Человеку-творцу, преобразователю уже недостаточно «настоящего» как мгновения, разделяющего прошлое и будущее. Чтобы реализовать свое искусственно-техническое отношение к миру, ему нужен не только пространственный («на расстоянии вытянутой руки»), но и временной плацдарм преобразовательной деятельности. Границы «настоящего момента» раздвигаются, появляется «настоящее продолженное» (англ. Present Continuous): отрезок неопределенной продолжительности, в течение которого можно продумывать и реализовывать свои планы «здесь и теперь». Длительность «настоящего» ситуативна: минуты это, дни или годы? – таким вопросом задавался еще Св.Августин.

Это далеко не лингвистические тонкости. Настоящее мгновение, настоящее как граница прошлого и будущего царствует в наших представлениях о природе, в науках о ней. Если нечто происходит «по законам природы», то в любой момент оно делится среди прочего на то, что происходит здесь или в другом месте; то, что уже произошло, и то, что еще произойдет. Настоящее вырождается здесь в точку на оси времени. Эти представления мы часто переносим в мир мышления и деятельности, с которыми однако генетически и органически связаны представления о втором, продолженном настоящем. Если мы делаем что-то, сообразное не законам природы, а нашим замыслам, проектам, программам, делаем целе-сообразно, «искусственно», то наши действия всегда и по принципу осуществляются «здесь и теперь». Может быть лучше сказать даже наоборот: мы говорим «здесь и теперь» о том месте пространства-времени (хронотопе), где и когда осуществляем свои действия. Ничего нельзя сделать «там и/или тогда»: об этом можно только рассказывать, и рассказ этот будет осуществляться «здесь и теперь». Можно и рассказывание перенести в другое место и время (в литературоведении это называется «рассказом в раме»), но узнать его содержание мы все равно не сможем иначе, как «здесь и теперь». При этом наши действия с необходимостью должны иметь некоторую конечную длительность, продолжительность: ничто не делается во мгновение ока, на месте границы (точки на оси времени), разделяющей прошлое и будущее, возникает пространство настоящего, упоминавшийся плацдарм нашего мышления и действий.

Напомню, что я веду речь не об устройстве мира, каким оно является «на самом деле», а о наших подходах, понятиях и представлениях, посредством которых мы мыслим (и видим) мир так или иначе. В частности, сказанное позволяет различить два полярных подхода и два способа представления интересующего нас объекта: «естественный» и «искусственный». 

[4] О фундаментальном различении этих подходов см. Г.П.Щедровицкий. Методологический смысл оппозиции натуралистического и деятельностного подходов. В кн. «Избранные труды», М., 1995, с. 143-155

<<к предыдущей главе         к следующей главе >>